Михаил Борисов. Дверь в зиму


Дверь в зиму

"Я не стану запирать дверь на замок — на тот случай, если ты передумаешь, — он вздохнул. — Будь моя воля, вообще никто не сидел бы взаперти".
Роберт Э. Хайнлайн

Кухонная дверь тихонько приоткрылась, и Он остановился на пороге, разглядывая комнату. Она, конечно, не ждала его — вздрогнула и вскочила с кресла, прижав руки к груди. В дверном проёме сияло солнце, горячий ветер шевелил барханы, наметая песок на комнатный ковёр. Свет упал в квартиру ровной трапецией, и тень странника разлеглась поперёк дивана, уткнувшись головой во включённый ночник.

— Можно? — Он развязал платок, который прикрывал нижнюю часть лица. Из складок ткани тоже сыпался песок.

— Конечно. — Она пришла в себя, запахнула полы атласного халата.

Он шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Сразу стало темно и прохладно. Он скинул с плеч тощий рюкзак, повертел в руках, примеряясь, куда бы его поставить, ничего не придумал и поставил возле ног. Стянул с головы бандану. Песок на ковре выглядел нелепо и противно хрустел под подошвами.

— Сейчас я тут приберусь.

— Да ладно. — Она вздохнула, подняла рюкзак и понесла его в прихожую. — Проходи, не стой столбом.

— Ага, — Он развязал шнурки тяжёлых ботинок, аккуратно вылез из них, прошёл и уселся в кресло, стараясь не очень мять покрывало. Она расположилась на диване напротив, подобрав под себя ноги. Телевизор что-то бурчал, отбрасывая в комнату разноцветные блики. После обжигающего солнца Ему приходилось напрягать глаза, чтобы нормально видеть в полумраке.

— Вот, — Он нарушил неловкое молчание. — Решил зайти. Прости, что напугал.

— Ничего. Я уже привыкла.

Ему было неловко. Хотелось снять одежду с просоленными кругами под мышками.

— Сейчас я что-нибудь приготовлю. — Она встала с дивана, подошла к двери, в которую Он вошёл, взялась за дверную ручку, помешкала немного — вдруг там опять окажется пустыня? — и осторожно приоткрыла. Кухня была на месте. Она прошла внутрь, нажала кнопку электрического чайника — а Он, услышав, как капает из неплотно закрытого крана вода, судорожно глотнул и попросил внезапно охрипшим голосом:

— А просто водички можно?

— Конечно. — Она пожала плечами, набрала стакан воды из-под крана и принесла ему.

— Спасибо. — Он осторожно взял высокий стакан, разглядывая его на свет, облизнул сухие губы и сделал маленький глоток. Вода скользнула прохладой, казалось, до самых кончиков пальцев на ногах, и организм, встрепенувшись, тут же потребовал добавки. Он позволил себе ещё один маленький глоток и поставил стакан на столик, любуясь прозрачной влагой.

— Здорово, — Неожиданно для себя Он засмеялся. — Здорово как…

Она только пожала плечами — какой смысл в том, чтобы мучить себя жаждой, когда вода просто течёт из крана? И незачем мотаться пешком по пустыне, если можно заказать сафари-тур… Или сафари — это по прериям?

Он полез куда-то за пазуху, вытащил кожаный мешочек. Достал из мешочка что-то, завёрнутое в платок, и принялся развязывать узлы.

— Вот. — Улыбался он, как ребёнок, чрезвычайно гордый своей находкой. — Возьми, это тебе. Красиво, правда?

На его ладони, потрескавшейся от жары, лежала фигурка, которую ветер и песок выточили из куска вулканической породы. Тёмно-коричневая, почти чёрная, с багряной прожилкой, ветвящейся надвое, она казалась объёмным иероглифом — или сплетением ветвей, если посмотреть сбоку.

Она взяла подарок, повертела его в руках, чувствуя, как камень исходит теплом.

— Ну как ты тут? — Наклонив голову, Он разглядывал Её из-под выгоревших бровей.

— Нормально. Как всегда. — "Тебя ведь не очень интересуют мои проблемы, правда?" — Цены опять подскочили.

— Ах да, — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Извини, пожалуйста.

Он полез в карман жилета и высыпал на журнальный столик несколько матовых кристаллов, пару старинных монет и небольшой тускло-жёлтый камешек — всё это с пригоршней песка. Она вздохнула. Конечно, это в его стиле — каменную безделушку прятать за пазуху, а неогранённые алмазы носить в кармане вперемешку с песком.

— И что я с этим буду делать?

— Продай кому-нибудь.

— Как ты себе это представляешь? Я не пойду на рынок торговать драгоценностями.

— И не надо на рынок. Обратись к ювелиру.

— Любой ювелир поинтересуется, откуда у меня всё это.

— Скажи, что нашла. Можешь даже сделать официальное заявление о находке.

— Чтобы мне досталось только двадцать пять процентов?

Он развёл руками.

— Извини, в пустыне нет банкоматов. Всё, что можно выменять за эти камешки там, не имеет никакой ценности здесь. За серебряную монету я могу получить немного воды у караванщика — если, конечно, повезёт встретить караван.

Она отошла к окну и отвернулась. Вспомнив о воде, Он поёрзал в кресле:

— Знаешь, я бы принял ванну.

— Конечно.

Вертя в руках камень, Она слушала фырканье и плеск, доносящиеся из ванной комнаты. Не спеша сходила на кухню, достала пару китайских чашек с полки и приготовила кофе. Через четверть часа — по телевизору как раз начались новости — Он опять появился на пороге, на этот раз посвежевший, с капельками воды на бровях. В мокрой футболке, как будто только что вернулся из субтропиков.

— Чувствую себя бегемотом. Знаешь, для чего бегемоту широкие ступни? Чтобы удобнее было скакать по кувшинкам.

Теперь, когда Он перестал щуриться, на обгоревшем лице проявились светлые морщинки. Хорошо, что не побрился, а то стал бы похож на африканскую маску.

— Хорошо, что ты не побрился.

— Там, куда я собираюсь, с бородой будет теплее.

— Опять собираешься? — Она встала, разгневанная не на шутку. — Он собирается, с ума сойти! А может, мне запереть тебя?

Он поставил на стол недопитый кофе.

— Боюсь, ничего не выйдет. Все замки не запрёшь, каждая дверь куда-то ведёт — если знаешь, куда.

— У тебя они все ведут прочь.

— Но я же возвращаюсь. Я всегда возвращаюсь.

— А я должна, как идиотка, всю жизнь дожидаться твоего возвращения?

— Тебе не нравится твоя жизнь?

— А тебе твоя, я вижу, нравится. Ты, конечно, неплохо устроился.

— Я предлагал тебе…

— Предлагал что? Рай в шалаше? Постель под открытым небом?

— Ты же свободна — и можешь делать всё, что хочешь, а не только то, что разрешают местные правила приличия… Никто не виноват в том, что для тебя свобода выбора — это всего-навсего возможность пойти в другой солярий или возможность сменить парикмахера. Свобода выбора лака для ногтей… Устрой свою жизнь как считаешь нужным. Сделай что-нибудь, что тебе хотелось сделать с самого детства. Не обращай внимания на людей, которые свободны только в выборе индивидуальной клетки.

— Конечно, для тебя целый город — это клетка! Миллионы людей живут в городах.

— Ничего не имею против миллионов людей. Жаль только, что они такие одинаковые.

Бесконечный — с паузами в несколько месяцев — диалог продолжался.

— Если дело только в недостатке внимания — в конце концов, ты можешь завести себе любовника.

— Для того, чтобы ты однажды ввалился без предупреждения и застал меня в объятиях другого?

Он смутился.

— Ну, ты же знаешь — я могу вернуться только сюда. Почему-то только сюда. Я пробовал входить в другие двери… не получается. Наверное, я вообще не способен возвращаться ни к кому, кроме тебя.

— А как же хвалёная свобода передвижения? — Продолжала издеваться Она. — Вся твоя свобода замыкается на этом месте, да?

— Получается так. — Он немного подумал. — Получается, что я никуда не могу уйти с этой планеты. Пока.

— О боже! Я говорю тебе о доме, а не о планете.

— А что такое дом?

Такая постановка вопроса её озадачила.

— М-да. — Он поднялся. — Пожалуй, я пойду. Ты ещё не выбросила тёплый спальник?

Она молча смотрела, как он собирается. Куртка на пуху, толстые штаны, перчатки до локтей. Откуда-то из кладовки появился моток репшнура. Рюкзак разбухал на глазах. Когда Он оделся и протопал альпинистскими ботинками к двери, ведущей в коридор, Она остановила его и протянула вязаную шапочку:

— Да, мне нравится жить в городе. Мне нравится, что из крана течёт вода и что по телевизору показывают кино. Что диван — мягкий. Что не надо беспокоиться о ночлеге и что можно валяться у синего моря в шезлонге, не думая ни о чём. Не вижу в этом ничего плохого.

Он пожал плечами.

— Если смотреть из шезлонга, море всегда одинаково синее — даже если оно Красное или Жёлтое.

Потом Он просто открыл дверь и вышел в горы.

Сразу за дверью, в которую он шагнул, вместо коридора начиналось заснеженное ущелье. Он шёл, проваливаясь по щиколотку, не останавливаясь, не оглядываясь — только один раз замедлил шаг, чтобы поддёрнуть рюкзак повыше. У неё замёрзли ноги в домашних тапочках, но она стояла и смотрела ему вслед, зная, что стоит закрыть дверь — коридор вернётся на привычное место, и останется только лужица на паркете.

В горах вставало солнце. Следы, которые начинались от порога, ветер тут же заметал снегом.

Добавить комментарий