Когда в 1530 году в Женеву нагрянула бубонная чума,

Страх заставлял искать козлов отпущения. Периодически возникали слухи, что чуму наме­ренно распространяют евреи, прока­женные, колдуны, бродяги, нищие, инос­транцы и прочие опасные элементы, которых следует поймать и обезвредить. Несмотря на регулярные предосте­режения церковных властей, во многих местах после прихода черной смерти обезумевшие жители обвиняли евреев в отравлении колодцев — вспыхивали погромы.

Однако виновниками эпидемии объявляли не только иностранцев и иноверцев. В 1530 году в Женеве был «раскрыт» заговор отравителей, в котором якобы состояли начальник чумного госпиталя, его жена, местный хирург и даже капеллан. Под пыткой они признались, что отдали себя во власть дьявола и он научил их готовить смертоносное зелье. Спустя пятнадцать лет по тому же обвинению женевские власти казнили 39 отравителей. Во время миланской чумы 1630 года женщины обвинили брадо­брея Джанджакомо Мору и комис­сара общест­венного здоровья Гильельмо Пьяццу в том, что они спе­циально сеяли мор, вымазывая стены домов зачумленными зельями. Оба были казнены.

Осенью 1530 г., во время эпидемии чумы, в больницу Женевы был доставлен местный мошенник Михаил Каддо. Чумой он не болел, но, пытаясь выпутаться из очередной неприятности, был вынужден притвориться заболевшим. В больнице ему понравилось: за ним был хороший уход, его кормили и кроме микстур давали еще и вино. Каддо сообразил, что эта жизнь не может продлиться более сорока дней, по истечении которых его спровадят из больницы, и придумал средство, как задержаться в больнице. С этою целью он убедил надзирателя де Фосижи поддерживать чуму в городе.

Что бы у властей Женевы была уверенность в том, что чума по-прежнему свирепствует в городе, злодеи решили отравлять или иным образом ускорять смерть выздоравливающих пациентов госпиталя. Потом они догадались вырезать бубоны из тел покойников, высушивали их, измельчали в порошок и, смешав его с другими составами, давали больным под видом лекарства. Этим же порошком они посыпали вышитые носовые платки, красивые подвязки и тому подобные привлекательные вещи. Каддо разносил и разбрасывал их ночью по городу, выбирая преимущественно дома, где предвиделась богатая нажива, и даже натирал чумным порошком дверные замки. По замыслу негодяев, утром, когда слуга или служанка выходили из дома, им должны были броситься в глаза красивые вещи, и через них чумной контагий должен был попасть в богатый дом и вызвать смерть его хозяев. В действительности такой способ распространения чумы неосуществим. Но чума в Женеве продолжалась по своим причинам, и приносила выгоду Каддо, надзирателям, священникам, фельдшерам и сиделкам чумного госпиталя.

Но «сколько веревочке не виться…». Каддо подвела его репутация. Обнаглев, он стал подбрасывать свои свертки не только ночью, но и днем, в чем и был замечен хорошо знавшими его людьми. Каддо схватили и посадили в тюрьму, где синдики (в то время должностные лица, ведущие судебные дела) вместе с другими должностными лицами города учинили ему допрос и потребовали объяснить, что находится в подброшенном им свертке. Он стал путано объяснять, что в брошенном свертке была материя из раны, бывшей у него на ноге. Когда же у него спросили, с какою целью он это сделал, Каддо ответил: «Над моей раной насмехались, и я хотел наказать насмешников». Синдики не удовлетворились этим ответом и развязали ему язык пытками. Тогда Каддо обличил надзирателя, сиделок и фельдшеров, а также рассказал, с помощью какого предохранительного средства они могли прикасаться к больным чумой, не подвергая себя опасности.

Правительство немедленно распорядилось арестовать его сообщников. Их допросили, организовали очные ставки, некоторых пытали. Все они дали признательные показания, совпадавшие в деталях. В тюрьме заключенные дожили до Пасхи, а затем их казнили, но не всех одновременно и не в один день. Перед казнью их возили на телеге по всему городу привязанными к столбу и обнаженных до пояса. Палач поддерживал на телеге огонь, в котором калил щипцы, и с их помощью на каждом перекрестке вырывал из тела «сеятеля чумы» кусок мяса. После того преступников привозили на площадь Моляр и отрубали головы на эшафоте. Тела же их четвертовали, затем части тел выставляли в различных местах Женевы для предостережения других потенциальных «сеятелей чумы». Избавили от мучений только сына больничного надзирателя, которому, учитывая его молодость, сразу отрубили голову. В распространении чумы он не участвовал, но признался, что умеет составлять микстуру отца, и его лишили жизни «не ради мести, но чтобы помешать распространению зла».